Конец июня. Выдался прекрасный день. В селении Искан Ярак с восходом солнца село быстро оживало. Первым делом люди спешили в сараи, чтобы подоить молока и отпустить коров на стойло в центре села, откуда они начинали дневное шествие по сочным лугам. Коров в селе уже давно пасли по очереди.
Сабир, учитель сельской школы с круглым лицом, широкими бровями, прямым носом и с вечной смешинкой на губах гнал свою корову на стойло с палкой в руке и сумкой, небрежно перекинутой через плечо. У него сегодня самый мрачный день в жизни — пришла его очередь. Еще за несколько дней до этого Сабир начинал нервничать, представляя день, когда он будет бегать за чужими коровами с самого утра до самого вечера. Это он ненавидел с самого детства, когда ему приходилось помогать деду. За это он не любил молоко и все виды его репродукции, в том числе и айран.
Корова, подгоняемая хозяином, шла не торопясь, шатая массивными крупами из стороны в сторону.
Сосед, Джамал, с квадратным лицом, холодными глазами и шутливым характером, увидев Сабира, остановился, чтобы подождать его и идти вместе. Заметив на лице Сабира мину, готовую взорваться по любому поводу решил поддразнить:
-Хорошо смотришься, однако — как настоящий пастух.
-Да пошел ты! Лучше бы нашел кого-нибудь, чтобы пас за деньги,- парировал Сабир.
-Кстати,- произнес сосед, сдвинув брови.- Я вчера был на похоронах в Межгюле и слышал, что там есть один человек. Профессиональный пастух, между прочим. Магарыч с тебя, если получится.
Сабир раздраженно, нахмурившись:
-Ты не мог это сказать еще вчера?
-Ну, ничего. Через месяц наступить твоя очередь еще.
-Ладно,- фыркнул Сабир,- сейчас дойдем до годекана и с народом обсудим, как быть. А то и вправду, сколько можно это терпеть — я действительно начинаю чувствовать себя пастухом, раз думаю об этом тридцать дней в месяце, а не учителем математики. Мне надо беречь нервы для школы.
-Будут противники,- вставил сосед.- Первый — твой коллега Зелимхан, у которого три коровы и три взрослых сына, которые с удовольствием ходят пасти — что он будет деньги выкидывать. Такие еще найдутся.
Действительно, Зелимхан и еще несколько человек воспротивились.
-Да я знаю этого типа,- сморщив лоб, нервно начал Зелимхан со строгими чертами лица.- Он несерьезный и ненормальный и как можно доверить ему целое стадо — возьмет и загонит в Черный лес и что потом?
К счастью для Сабира, такие дела в селе решали большинством голосов, и народ согласился отправить к пастуху трех представителей во главе с Джамалом, чтобы согласовать все детали предстоящего договора.
Сабир, убедившись, что к следующему разу он сможет снять с себя тяжелую обузу, с поднятым настроением увел стадо, временами покрикивая:- «Гей, гей», чтобы вас волки сожрали. Он вернул к губам былую смешинку.
Красный Жигули остановился в узком проулке соседнего селения, и из нее вышли трое. Они завернули за угол и остановились напротив железной калитки зеленого цвета в глухой стене забора. Джамал постучал.
Дверь открылась и на них уставилась пожилая сухая женщина с морщинистым лицом. На голове у нее черный платок с бахромой, в коричневом помятом платье, на ногах- резиновые галоши. Она недоверчиво осмотрела незнакомцев с ног до головы:
-Вам кого?
-Извините, бабушка,- вежливо, как подобает горский этикет, начал Джамал,- Мы все из Ярака и мы хотели увидеть Аюба. Он здесь живет?
-Да, он мой сын,- подтвердила она,- проходите домой,- она изменилась в лице, и ее карие глаза забегались — Сейчас позову.
Во дворе, который был аккуратно подметен, мелькали жирные куры и грациозно разгуливали петухи, в углу на привязи мирно стояла черная породистая собака с безразличным выражением на морде.
Спустя минуту к калитке приблизился Аюб- тридцати пяти лет на вид, высокий. Большие круглые глаза и широкие сросшиеся на переносице брови производили жалкое впечатление.
-Гьапур-дава, фици вува, — он со всеми за руку поздоровался,- Может, пойдемте домой.
-Спасибо,- вежливо отказался Джамал.- Аюб, нам нужен пастух и хотели тебя спросить, сможешь ли нам помочь.
Он, словно в оцепенении, некоторое время не сводил глаз с Джамала.
Это смутило Джамала и он отвел взгляд.
-Да,- ответил Аюб после паузы,- если не кинете. А то есть такие села, куда лучше не соваться.
-Например?- Джамалу стало интересно.
-Ну, например, Тураг, Кандик , Кучтил…
-А что, они не платили?
-Платили, но не вовремя,- с достоинством произнес Аюб.- Месяц прошел – и деньги на бочку. Вот так я работаю.
-Хорошо, мы согласны,- произнес Джамал, и, глядя на пастуха, подумал: « ну и характер же у него» и намотал на ус выражение »деньги на бочку».
В Яраке Аюбу выделили дом и собрали деньги в качестве аванса. Он каждый день выходил на работу из дому в одно и то же время с точностью педанта — в половине седьмого, а стадо пригонял, ориентируясь по закату солнца. Все было замечательно — яракцы были довольны и сожалели, что не знали его раньше.
Больше всех радовался Сабир, — из его жизни ушла самая серьезная проблема его быта.
Он собрал в кучу все свое пастушеское обмундирование: сапоги резиновые с мехом, плащ – накидку от дождя, сумку, которой было много лет и начала разрываться по швам — и собрался облить бензином и поджечь. Он таким образом хотел получить удовольствие в отместку за те дни, которые он посвятил животным.
Джамал, увидев неладное, подошел к соседу.
-Ты что собираешься делать?
Сабир оторвал взгляд от кучки вещей и ответил:
-Хочу попрощаться с утварью за ненадобностью. Они мне больше не понадобятся.
Джамал засмеялся.
-Ты знаешь,- начал он,- по-моему, ты рано это делаешь.
-Почему?- Сабир поднял одну бровь.- У тебя есть, что сказать?
Джамал с подозрительной улыбкой на лице искоса смотрел на соседа. Тот уже доставал спички из кармана.
-Что-то этот Аюб мне не понравился с первого взгляда,- заключил Джамал.- От него можно ожидать что угодно.
-Да ладно тебе,- не хотел Сабир с ним соглашаться.- Нормальный парень. Он уже почти двадцать дней исправно делает свое дело.- Он зажег спичку.
-Может, пока не надо,- произнес Джамал.- Не делай этого.
Сабир ничего не хотел слышать, хотя сомнения Джамала вывели его из душевного равновесия. Он бросил спичку на кучу и все с хлопком вспыхнуло.
На календаре тридцатое июля. Полдень. Жарко и душно. Аюб согнал стадо к роднику на пойло. Животные, попив воды, шеренгой тянулись наверх, и тяжело дыша , выпуская из ноздрей пар, преодолевали короткий подъем на стойло, где высокие ореховые и грушевые деревья бросали прохладные тени. Буйволы, мыча, ложились в трясину возле родника.
Аюб выкриками увлеченно регулировал ответственный момент пойки — большие животные могли пободать слабые или рогами могли нанести травмы друг другу.
Через несколько минут Аюб со вздохом опустился под толстый ствол орехового дерева. Потом он, подтянув к себе сумку, отработанным движением левой руки откинул ее подол, доставая хлеб, сыр и металлическую солдатскую флягу с холодной водой из родника. Пообедав, он прижал голову к крону дерева и уснул мертвым сном вместе со своим стадом.
Через некоторое время его сон неожиданно прервала вспышка молнии и раскаты грома- началась гроза. Аюб быстро достал балоновый плащ из сумки и накинул на плечи. Он наблюдал, как жирные капли дождя ударялись о гладкую зеленую поверхность толстых ореховых листьев и ручьем сползали по их середине на землю, покрытую низкорослой зеленой травой. Из земли шел пар. Ласточки весело резвились, перелетая от одного дерева к другому. Когда дождь прекратился, воздух стал таким свежим и прохладным, что у Аюба дух перехватило — он застыл, глядя на небо, в котором кучевые облака, подгоняемые ветром, шли на юг по сине- голубому небу. Рай!
Когда Аюб, весь мокрый, пригонял стадо, Зелимхан встретил его на окраине села.
-Гьапурдава,- поздоровался Зелимхан, протягивая руку.- Весь промок, брат? Тяжело тебе хлеб достается.
-Да ничего,- ответил Аюб.- Дай сигарету, а то мои промокли.
Зелимхан, протягивая сигарету, сказал:
-Плохи дела, Аюб,- он посмотрел ему прямо в глаза.- Народ не собирается давать тебе денег так быстро, как ты хотел.
У Аюба руки, который лодочкой держали горящую спичку, задрожали.
-Не может быть.- отрешенно произнес Аюб.- Я сегодня жду денег.- Он бросил долгий вопросительный взгляд на Зелимхана, выдыхая из легких сигаретный дым. Зелимхан молчал.
Утро тридцать первого июля. Стадо стоит в центре села в ожидании пастуха. Его нет нигде. В воздухе нарастает напряжение. Джамал неотрывно смотрит на Сабира, лицо которого стало чернее тучи. Старейшина села достал из нагрудного кармана записную книжку, где велся учет денег и списка очередности. Оторвав взгляд от страницы, он посмотрел на Сабира и произнес:- Твоя очередь, Сабир.
Сабир негодовал:
-Я ни за что не пойду пасти коров,- решительно произнес он.- Я сейчас же поеду в Межгюл и привезу этого сукина сына сюда. Явное недоразумение.
-Может, он заболел,- ехидно вставил Зелимхан.- Вчера после дождя он был весь мокрый.
Сабир с Джамалом открыли калитку дома Аюба. Во дворе Джамал заметил совсем другую атмосферу- собака с диким оскалом вырывался с цепи, куры не шествовали как месяц назад, а летели, швыряя перьями.
Аюб появился в майке и недружелюбно смотрел на гостей.
-В чем дело, Аюб?- гневно спросил Сабир.- Ты почему сбежал, нарушив договор?
-Я?- Аюб высоко задрал голову — Я?- Он ткнул палец себе в грудь.- Вчера был последний день месяца, и вы мне не заплатили.- Он нервничал и заикался.
Гости пришли в замешательство.
-Аюб,- вкрадчиво начал Сабир,- вчера не был конец месяца. В июле месяце тридцать один день. Тридцать один,- подчеркнуто добавил он.
Аюба это нисколько не смутило
-Это мне не интересно,- твердо сказал он, злостно покачивая головой,- Может, у кого-то в месяце сорок дней, а у меня тридцать. Тридцать.
Калитка захлопнулась так сильно, что штукатурка посыпалась на голову Сабира.
Джамал не выдержал и разразился в громком басистом смехе, и смеялся до тех пор, пока слезы не хлынули из глаз.
Сабир, растерявшись, застыл, не зная, что сказать.
Позже старейшина села, провожая Сабира пасти стадо, сказал:
-У нас есть поговорка, Сабир: тому, кто оседлает чужую лошадь, иногда приходится слезть с нее посередине речки.